Главная
Блог
Является ли нарциссизм подростковым расстройством?

Является ли нарциссизм подростковым расстройством?

2019.03.25

Статья британского психоаналитика Марго Вадделл обращена к проблемам нарциссизма подросткового возраста. На литературных и клинических примерах она описывает так называемую "подростковую организацию". Во многом эта организация отражает пост-Кляйнианскую теорию о том, что является нарциссической патологией. Однако существенная текучесть организации, склонность к эксперименту и самоисследованию, пребывание ее в переходном периоде указывают нам на определённый потенциал развития в противовес истинно нарциссической организации.

В трех эссе Фрейд описывает подростковый возраст, как время, когда происходят изменения, придающие младенческой сексуальной жизни окончательную, нормальную форму. Трехстороннее достижение этой финальной формы заключается, в кристаллизации сексуальной идентичности, обретении сексуального объекта и объединении двух главных основ сексуальности – чувственной и нежной. При этом, как отмечает Вадделл, современное представление о подростковом возрасте, как о времени выполнения важной задачи в области развития, заключающейся в обеспечении решающего периода для перестройки и окончательной организации личности, мало освещены в психоаналитической литературе. По мнению автора, несмотря на существование подхода ориентированного на развитие, подростковый возраст даже сейчас редко рассматривается как источник интереса или понимания природы человеческого становления. Особенно это имеет значение в такой сложной и теоретически спорной области, как понимание нарциссизма.

На первый взгляд, различные представления о характерных для подростков эгоистичных и эгоцентричных настроениях и поведении вряд ли могут быть более «нарциссическими» по вкусу и тону. По сути, аромат эксгибиционистских и эгоистичных действий и аффектов, будь то маниакальные, деструктивные, депрессивные, навязчивые или перфекционистские, всегда имеет место.

Место нарциссизма в подростковом возрасте можно лучше понять, изучив не только его проявления, но и его цель и функцию в подростковой психике - психике, которая, как мы видели, одновременно колеблется, может быть очень конкретной, обманчивой и, прежде всего, турбулентной таким образом, что на других этапах жизни, мы квалифицировали бы как психическое расстройство. Марго Вадделл пользуется языком Пушкина, когда говорит, что «души неопытной волнение» этой возрастной группы неизбежно обнаруживает своих обитателей где-то между их инфантильным прошлым и возможностью зрелого взрослого будущего. Оказавшись зажатыми в таком положении, большинство из них, так или иначе, чувствуют себя словно бы на плоту в бурных водах неудовлетворенной потребности, незнакомого сексуального желания, неоправданной агрессии и ощущения лишений. Они оказываются в море того, что кажется неосуществимыми желаниями и слишком реальными отказами и потерями - потерями, например, детского «Я» с его знакомыми семейными конструкциями. Тем не менее, в большинстве случаев, подо всем этим остается стремление к независимости, росту и развитию, к близости и потенциальной удовлетворенности зрелостью. Как точно выразилась Ирма Бренман Пик, "мощные силы и всепроникающая защита подросткового возраста могут нарушать или препятствовать дальнейшему росту; [но] они также являются силами, которые способствуют очарованию, жизнеспособности, энтузиазму и развитию подростков" (Brenman Pick, 1988, p. 146).

Таким образом, имея дело с этой возрастной группой (особенно когда речь идет о нарциссизме) необходимо различать, когда, "классические" нарциссические механизмы могут разворачиваться и наносить ущерб личности, а когда то, что выглядит как настоящее нарциссическое расщепление и проекции, на самом деле является формой исследования, ожидания и открытия, и гораздо больше служит развитию, чем может показаться.

Особенные характеристики выделяют этот период, как время, когда возникает сексуальная идентичность, и в с трудом завоеванных отношениях объединяется чувственное и нежное. Такое обретение помогает вынести инаковость другого. Дело в том, что это возникновение основывается на способности к отдельности и индивидуации, которая, в свою очередь, зависит от необходимой и успешной работы через нарциссически структурированные отношения, как внутри себя, так и по отношению к внешнему миру. Когда этот фундаментальный сдвиг в развитии по какой-либо причине не может быть сделан, потенциальное богатство и творчество личности будут купированы, оставив ее жертвой более установленной патологии, с которой мы сталкиваемся во взрослой клинической практике.

Интересным клиническим примером иллюстрирует Марго Вадделл свои размышления:

Сьюзен, 18 лет, первоначально была направлена на терапию три раза в неделю из-за агрессивного настроя по отношению к окружающим. Она испытывала острую зависть к своей младшей сестре. У нее часто наблюдались приступы "чёрного" настроения.

Сьюзен отказывалась учиться и ходила в школу только для общения с подругами. В результате попыток самоповреждения на ее руках и ногах появлялись порезы. Девушка была поглощена пятнами лице, которые не видел никто, кроме нее. Она сильно страдала из-за своего «уродства» и днями могла оставаться дома. В школе считали, что Сьюзан «одержима неудачей» на экзаменах, мало сочувствовали ей, скорее рассматривая это, как еще один пример ее саморазрушительности. Сама девушка описывала себя как несчастную, постоянно обиженную, завистливую и разъяренную на всех: мир был против нее, полный критикующих людей, которые презирали ее, и т.д. Она возмущалась несправедливым к ней и очень строгим отношением родителей. Семья Сьюзен была вторым поколением иммигрантов из страны с жесткой культурой в вопросах воспитания детей. Отец много работал, а мать занималась с детьми.

Через год после начала лечения Сьюзен принесла сон, который, казалось, очень точно описывал ее внутренние трудности:

«Я очутилась в лесу возле маленького деревянного домика. Я чувствовала себя больной и лежала на земле. Появились три отвратительные зеленоглазые ведьмы, и я была уверена, что они сделают что-то плохое. Я лежала неподвижно, надеясь, остаться незамеченной. Они подошли прямо ко мне. Я была в ужасе, но вместо того, чтобы сделать что-то жестокое, они стали сочувствовать моей болезни и слабости. Они отнесли меня в домик и уложили на кровать. Они накрыли меня и бережно за мной ухаживали. Я была поражена. Они были так добры, что больше походили на крестных фей. Ведьмы не должны быть такими. В какой-то момент я почувствовала, что мне стало жарко, и я отбросила покрывало, отчасти, чтобы стало прохладнее, но в основном, честно говоря, потому что я хотела, чтобы ведьмы снова стали укутывать меня. Это случалось много раз».

Размышляя об этом сне, Сьюзен сначала провела ассоциации между ведьмами и своими тремя близкими подругами, по отношению к которым она, в свою очередь, чувствовала соперничество, отчужденность, часто зависть и ревность. Она постоянно (и обычно беспочвенно) беспокоилась, что они оставят ее, заставят чувствовать себя неполноценной или унизят. Казалось бы, ее завистливые нападки на способности к заботе трех подруг (возможно, как и на заботу матери, так и на три сеанса) постоянно превращали ее хорошие фигуры в плохие. Затем она повторно интернализировала преследующие версии этих фигур, которые стали компонентами своего рода эго-деструктивного суперэго, описанного Бионом (1962), Бриттоном (2003) и О'Шонесси (1999) Как следствие, она не только чувствовала угрозу со стороны плохой части себя, боясь, что они нападут на нее в ответ, но и осталась с очень небольшим чувством поддержки и внутренних ресурсов более обнадеживающей и ценной части. Вадделл напоминает, что нет ничего необычного в том, что представление о хорошем разбивается на кусочки в психике пациента, то есть на более чем один аспект - часто означающий враждебное разрывание или разрушение, которое происходит в инфантильной бессознательной фантазии. Ее терапевт, будь то" ведьма "или" подруга", подвергался неоднократным нападкам на любые возникающие связи или потенциальное понимание между ними. Кроме того, ее относительно крепкая и положительно настроенная группа друзей временами подвергалась яростным словесным, а иногда и физическим нападкам Сьюзен, которые играли все более регрессивную роль в ее жизни, тем более, как оказалось, что фактическое удаление от школы и семьи все больше омрачало ее горизонт.

М.Вадделл, продолжая анализировать сновидение девочки, обнаруживает явный намек на ведьм мифов и сказок, предполагая, что происходит что-то первобытно злое. Данный образ отсылает нас к трем ведьмам в Макбете Шекспира и ассоциациям с убийством и виной. Сьюзен провела такую параллель, рассказав, что читала Макбета в школе. В ведьмином котле содержится ужасный рецепт - частичные объекты, в психоаналитических терминах, особенно неприятные, олицетворяющие убийство инфантильной возможности, а не ее поощрение:

«Кость дракона, волчье ухо,
Труп колдуньи, зуб и брюхо
Злой акулы, взятой в море,
В мраке выкопанный корень,
Печень грешного жида,
Желчь козла кидай сюда,
Тис, что ночью надо красть,
Нос татарский, турка пасть,
Палец шлюхина отродья,
Что зарыто в огороде,
Пусть в котле кипит и бродит.
В колдовской бросай горшок
Груду тигровых кишок». (Шекспир, «Макбет», акт iv, сцена 1)

Хотя сознательно Сьюзен чувствовала себя почти постоянно преследуемой внешним миром, сновидение предполагает, что бессознательно она обнаруживала источник своих трудностей. В этом смысле, проблема заключалась не столько в том, что на нее нападали враждебные фигуры со злыми намерениями, сколько в том, что те, о ком она заботилась, трансформировались во что-то плохое посредством ее собственной персекуторной тревоги и разрушительных импульсов.

Однако ведьмы во сне были значительно менее злобными, чем она предполагала. Напротив, они были так добры к ней, что, по мнению Сьюзен, стали идеализированными "феями-крестными", чьи добрые услуги она хотела повторять снова и снова. Эта последняя деталь интересна, так как она наводит на мысль об эмоциональном банкротстве идеализированного объекта, в противоположность хорошему. Такой объект дает меньше той силы, которую можно интроецировать и отождествлять с внутренним (тем самым изменяя "ужасного дьявола" внутри). Чем более поверхностна форма успокоения, тем чаще она должна повторяться и обновляться. Пока это так, внутренняя структура остается без изменений и в ней мало подлинного развития.

Более того, сказочно-мифическая обстановка говорит о том, насколько базовыми и поляризованными, полностью хорошими или совершенно плохими являются чувства, которые можно там найти. Они принадлежат к примитивным психическим процессам и проекциям, в которых под влиянием "зеленоглазой" разрушительной зависти происходит извращенная трансформация, когда прекрасное становится ужасным, а ужасное прекрасным (чтобы подхватить смертоносное заклинание ведьм). Тогда детское " Я " лишается дружественных объектов и оказывается в плену преследователей.

По мнению Сьюзен, трудности усугублялись тем, что в возрасте 18 лет у нее начали появляться небольшие следы акне на лице и спине, которых она отчаянно стеснялась. Она принимала агрессивные лекарства, чтобы вылечить то, что на самом деле было простой вспышкой едва заметных, соответствующих возрасту пятен. Лекарство, однако, высушило кожу, она стала потрескавшейся и чрезмерно чувствительной к свету. Для того чтобы выйти из дома, Сьюзен должна была наносить интенсивный солнцезащитный крем, фактор 40, более подходящий для младенцев и маленьких детей. Ее мать вынуждена была подбадривать девочку, заботиться о ней. Сьюзен, таким образом, восстановила свое положение ребенка в семье, ее инфантильные потребности были удовлетворены с помощью успокаивающих, сливочно-кремовых защитных мер, подходящих скорее для ребенка, чем для подростка.

Сьюзен могла презрительно и оскорбительно отвергать свою мать - "ты ничего не знаешь", "ты не имеешь ни малейшего представления, о чем говоришь", при этом она слишком легко впадала в инфантильное состояние, нуждаясь в физическом успокоении и контейнировании. Как феи во сне, которые снова и снова укрывали и укутывали девушку, регулярное нанесение матерью крема на кожу дочери "снова и снова", казалось, давало Сьюзен уверенность в том, что ее деструктивность не окончательно все испортила. Внешнее повторение будет требоваться до тех пор, пока, внутренняя свирепость ее суперэго не изменится и уступит объектам, которые будут менее жесткими и более контейнирующими.

Трудно с какой-либо точностью определить источник этой довольно характерной картины подростковых нарциссических трудностей. В 18 лет они могут быть частично связаны с усилением тревоги по поводу реально надвигающихся сепарации и индивидуации: неудача в образовании свидетельствует о неготовности двигаться во внешний мир. В некоторых крайних нарциссических картинах, с которыми мы сталкиваемся, например, в расстройствах питания и в тех видах дисморфных расстройств тела, которые испытывает Сьюзен, мы особенно остро ощущаем ту стадию развития, через которую проходим в то время, – в данном случае угрозу того, что нам придется покинуть относительную безопасность семьи, и выйти во внешний мир, где каждый уже будет "рассматриваться" как некая версия "себя", а не просто как ребенок своих родителей. Джон Стайнер , говорит о том, что видеть и и быть увиденным - важные аспекты нарциссизма, где самосознание всегда является особенностью и становится обостренным, когда пациент становится восприимчивым к тому, что за ним наблюдают и может переносить отдельность.

В подростковом возрасте страх перед неизбежной разобщенностью толкает многих обратно к укреплению нарциссических структур, которые, хотя и являются частью их обычного развития, могут стать серьезно разрушительными в точках внешнего перехода. Это часто приводит к срыву перед лицом очевидного успеха, так же часто, как и в случае неудачи.

Сьюзен не сломалась. По мере того как ее терапия прогрессировала, более обнадеживающие элементы, указанные в сновидении, консолидировались в большую способность терпеть зависть, разочарование и разлуку. То, что выглядело как особенно тревожная подростковая организация, ослабило свою власть над ней. Ее благодарность психотерапевту возросла, и через два года она смогла покинуть дом и поступить в университет. Если бы ей было 28, а не 18, я подозреваю, что была бы совсем другая картина и результат.

Сложное положение Сьюзен в подростковом возрасте ясно указывало на непосредственность инфантильных состояний в подростковом возрасте. Как выразился Эрнест Джонс «личность переживает возврат к раннему детству…и человек проживает заново, хотя и на другом уровне, те этапы, которые он прошел в первые пять лет жизни…это означает, что во втором десятилетии жизни индивидуум суммирует и расширяет опыт развития, пройденного в первые пять лет» (Jones, 1922, p.39-40)

В литературе по нарциссизму именно эта связь между нарциссическими расстройствами, характером и качеством переживаний младенца и маленького ребенка, особенно в области контейнирования и развития супер-эго, была особенно подчеркнута в последнее время (Бриттон, 2003). Хотя Фрейд не говорил конкретно о подростковом возрасте, он установил четкую связь между ранним опытом и более поздними трудностями развития:

«Если мы бросим кристалл на землю, он разобьется, но не произвольно, а распадется по направлениям своих трещин на куски, грани которых, хотя и невидимо, все-таки предопределены структурой кристалла». (1933: 59)

Понятие плоскостей расщепления дает представление о лежащей в основе деятельности сил, который часто становится очевидным только в той возрастной группе, которую мы обсуждаем, когда стресс обнаруживает трещины и расколы, уязвимости и слабости, которые, хотя они, возможно, уже давно присутствуют, до сих пор не были проявлены. Природа этих основных сил в основном связана с ранним опытом ребенка, особенно в той степени, в которой ментальные и эмоциональные состояния удерживались и понимались.

Марго Вадделл пишет: «Взаимосвязь между контейнирующей функцией и психологической устойчивости родителя (а затем и семьи), интенсивностью и особенностями проецирования маленького ребенка остается важной в течение всей жизни, но особо значимой она становится в подростковые годы. Специфические стрессы пубертатного периода и возрождение эдипальных конфликтов с новой силой начинают тестировать эмоциональные приобретения и потери ранних лет; травмы или лишения раннего периода часто вызывают тревогу у подростков, тем самым усиливая нарциссические защиты".

Напротив, те подростки, которые воспринимает своих родителей как людей, способных быть сдержанными, осознавать свои собственные инфантильные потребности и относиться к своим детям как к "другим", самостоятельным личностям, а не как к нарциссическим версиям самих себя, скорее всего, будут ощущать себя намного лучше.

Отрывок из романа А. С. Байатт "Натюрморт", процитированный Грегорио Кохоном (2005) в его недавней книге "Любовь и ее превратности", прекрасно демонстрирует способность матери взаимодействовать со своим новорожденным сыном не как с продолжением самой себя, отягощенной предубеждениями и ожиданиями, а, скорее, как с отдельным человеческим существом, с которым ей предстоит постепенно познакомиться:

Она не ожидала экстаза. Она заметила, что он был гораздо более крепким и, в то же время, из-за беспомощных трепетных движений его губ и щек, из-за опасного неконтролируемого покачивания его головы, он казался более хрупким, чем она ожидала…

Она протянула палец и коснулась [его] кулачка; он повиновался примитивному инстинкту и обвил своими крошечными пальчиками ее палец, он то сжимал кулачок, то ослаблял его, то снова напрягал. «Ну вот»,- сказала она ему, и он взглянул на нее, и свет, льющийся через окно, становился все ярче и ярче. И его глаза видели этот свет, и ее, и она ощущала блаженство, слово, которое ей так не нравилось раньше.

Было ее тело, спокойное, привычное, отдыхающее; был ее разум, свободный, ясный, сияющий; был мальчик и его глаза. Что видели эти глаза? И был экстаз. Когда этот свет потускнеет, будет больно. Мальчик изменится. Но сейчас, при свете солнца, она увидела его и поняла, что не знает его, что прежде не видела его, но уже любит и его, и этот новый чистый воздух; любит с простотой, о которой прежде никогда не думала. «Ты», - сказала она ему; его кожа впервые ощутила свежий воздух, теплый и сияющий, - «Ты».

Byatt, 1985: 100–1)

Весь этот отрывок пронизан трогательным желанием матери дать своему ребенку возможность проявиться как отдельная личность, не проецировать на него свои собственные надежды и страхи, а просто быть готовой вместе с ним встать на путь сложного многогранного эмоционального взаимного развития. Как говорит Кохон: "Именно слова матери: «Ты», «Ну вот», которые она произносит с любовью, делают возможным субъективное развитие ребенка. «Ты», - говорит она, - носитель добра, источник смысла и удовлетворения. «Как ребенок, - продолжает Кохон, - истолковывает это признание в любви? Слово матери [или взгляд матери], если оно произнесено с удовольствием, создаст удовольствие. Если произнесено с любовью, … породит любовь. Но если нет слова [или любящего взгляда], или если голос [или взгляд] полон ненависти, неуверенности или в нем ощущается двойственность, если он обманчив или вводит в заблуждение, тогда ребенок отвечает замешательством, неуверенностью и ощущением утраты». И, скорее всего, возникнет сопутствующая трудность в способности сохранить некоторую безопасную эмоциональную привязанность к объекту даже в его отсутствие. "Удовольствие будет заменено, как предполагает Кохон, неуверенностью; любовь - заменена страхом" (2005: 66-7).

Каковы бы ни были естественные склонности ребенка, он всегда будет пытаться взаимодействовать с этими потенциально травмирующими воздействиями извне, то есть воспринимать происходящее через призму психического настроя матери и ее внутренних объектов, которые оказывают столь глубокое влияние и на младенца, и на маленького ребенка, и на способность подростка управлять фундаментальными полярностями любви и потери».

Семинар "Работа подросткового возраста" пройдет в нашем центре 6/04/2019,
докладчик - Александра Оксимец, к.п.н, кандидат Московского психоаналитического общества
ПОДРОБНЕЕ>>